Александр Мурашев, журналист, автор книги «Другая школа. Откуда берутся нормальный люди», у себя в Фейсбуке передал интересный разговор с Артемом Соловейчиком, педагогом и главным редактором Издательского дома «Первое сентября».

Мой отец говорил: если ребенка баловать, позволяя жить по своему разумению, то он проникнется жалостью к детям из строгих семей. Если же ребенка все время прессовать, то он проникнется жалостью к самому себе. 

«Повелитель мух» не про абсолютную свободу, а про жизнь после клетки. Когда выходишь на волю после долгого заточения, тебе неизбежно сносит голову.

Дайте ребенку свободу, и это облегчит жизнь не только ему, но и вам. Не нужно будет постоянно стоять над ним и принимать за него решения. Случится поразительная вещь: в ребенке воспитается собственное представление о мире и самоопределение.

Если же мы постоянно говорим ему, что делать, поправляем и подглядываем, то ребенок знает, что живет не в своем мире. И привыкает, что ему всегда подскажут.

Мы надеваем ребенку шапку, и он говорит: «Мне жарко». А мы ему в ответ: «Тебе не жарко». Ребенок говорит: «Я наелся», а мы ему в «Ты мало съел, еще поешь». Он говорит, что не хочет спать, а мы ему, что пора ложиться, завтра рано вставать. Получается, что с самого раннего детства мы отказываем ребенку в праве на собственные ощущения. И он вырастает с установкой, что его чувства ошибочны. С уверенностью, что всегда правы другие, а не он.

Сейчас есть тысячи противоречивых советов и книг по воспитанию. От этого переизбытка информации у нас внутри включается фильтр, и в итоге мы повторяем то, что видели в детстве. Но если я делаю что-то не свойственное себе, то ребенок чувствует манипуляцию. И получается, что первый шаг к правильному воспитанию — это перестать заниматься воспитанием.

Нас контролировали наши родители, нас контролируют на работе, нас контролирует государство, а мы контролируем детей. И это съедает энергию и у ребенка, и у нас. Но есть простое упражнение, которое позволит от этого избавиться.

Каждый день мы делаем кучу замечаний детям: «на столе крошки», «комната не убрана», «уроки не сделаны». Попробуйте неделю этих замечаний не делать, а записывать их в смартфон или тетрадку.

После этого вы обнаружите две вещи. Первая: вы хороший человек, потому что замечаний внутри у вас рождается в пять раз больше, чем вы произносите вслух. Второе: есть сферы жизни, в которых мы даем ребенку жить, как он хочет, а есть те, где у нас сплошные замечания. И мы эти миры сами искусственно разделили.

Как, не ругая, изменить в ребенке то, что вам не нравится? Своим собственным примером. Вот вы все время отмечаете, что сын или дочка не читает книг. А потом вдруг понимаете, что за несколько дней вы и сами ни одной книги не открыли.

Корчак писал, что основное право ребенка, которое мы у него отнимаем — это право на смерть. Он имел в виду, что из-за своих страхов мы лишаем детей возможности развиваться и проявлять свою личность. И мы это видим сейчас повсюду.

Что мы обычно делаем, когда переезжаем в новую квартиру? Обустраиваем пространство под себя. Но в образовании настроить что-то для себя нам не дают. Как и дети, учителя живут в разлинованном мире, где слишком много предписаний, указаний, правил.

Мои знакомые открыли в Лос-Анджелесе «Школу молодых гениев». У них нет отбоя от желающих поступить. Потому что во всем мире родители хотят, чтобы учителя вырастили из их детей гениев. Вот только по-настоящему сильные стороны человека не определяются набором профессий или школьными оценками.

Нам кажется, что человек предрасположен влиянию с рождения. На самом деле, мы сами так его воспитываем. Я люблю, когда мои дети куда-то ездят со своими друзьями. Но родители этих друзей мне обычно говорят: «Им же по 15 лет! Стоит им остаться без родителей, и они сразу пойдут вразнос». Потому что у каждого из нас в анамнезе опыт юношества, когда он оставался без родителей и действительно шел вразнос.

Если ребенка подавляли родители, то вне дома ему снова понадобятся папы и мамы. И он выберет их среди подростков. Но если опыта подавления в семье не было, на ребенка не будут влиять другие.

Где-то в 12 лет у детей меняется стиль одежды, стрижка, они начинают по-другому себя чувствовать. Нам надо это пережить, потому что часто те же татуировки ребенок наносит как самозащиту от чего-то неизведанного.

Великие мыслители говорят нам: свобода человека заканчивается там, где начинается свобода другого. Неправда. Свобода нигде не заканчивается, потому что вместе с ней появляется огромная внутренняя ответственность.

Мне говорят «Вот мы били ребенка по рукам, и он стал великим музыкантом». Знаете, миллионам людей доставалось по рукам, а великим музыкантом стал только один. Потому что у этого человека был мощный талант свободы, который никто не смог загубить.

Как-то я сказал другу, который учился в семинарии: «У вас там наверняка особая жизнь. Никто не ругается, не ссорится, не ворует». Друг ответил: «Почему? Ссорятся, ругаются, воруют. Просто у нас виноват не тот, кто украл, а тот, у кого украли. Значит, было что-то соблазнившее другого на грех». И я понял, что если ты боишься что-то потерять, то это не настоящие ценности. И наоборот: если мы не боимся, что украдут — значит, в этом правда. Вот сейчас я очень хочу, чтобы у меня украли идею свободного воспитания детей.

Я очень хотел бы, чтобы мой ребенок стал Нобелевским лауреатом. Я очень хотел бы, чтобы он стал знаменитым писателем. Но я не хотел бы, чтобы хотя бы на секунду моему ребенку досталась жизнь Достоевского.

Не нам решать, с чем столкнется ребенок за порогом дома. Но мы можем вырастить в нем силу отстаивать свою самость.

Есть одна фраза, которая делит жизнь на «до» и «после»: «Воспитывается не тот, кого любят — а тот, кто любит».

Мой отец любил говорить: «Если ты не можешь решить вопрос по-человечески, не решай его вообще». Я спрашивал у него: а если ребенок отказывается чистить зубы, он ведь всю жизнь этого не будет делать? На это отец отвечал: «Поверь: он вырастет, встретит девушку, и начнет чистить зубы».

В 10-м классе ушла из жизни моя любимая овчарка. Я так переживал, что отвернулся к стене и пролежал на диване целых восемь месяцев. Естественно, в университет я не поступил. Мой папа сказал — ну, значит, так вышло. Из домашнего интеллигентного окружения я попал на флот. Теперь я считаю, что это были одни из важнейших лет в моей жизни. Вернувшись, я хотел учиться больше других и поступил в университет. Это произошло благодаря моей собственной воле, собственному желанию.

Когда я уходил на флот, мой отец сказал: «Ты сейчас попадешь в мир взрослых мужчин, там всякое бывает. Играют в карты на деньги, а если ты проигрался, то должен вернуть долг. Обещай мне, что если когда-нибудь в жизни тебе понадобятся деньги, то вначале ты их попросишь у меня. И я никогда не спрошу зачем. Просто дам тебе любую сумму, если она у меня будет — или честно скажу, что у меня ее нет».

Этими словами отец меня от многого защитил. Во-первых, я не играл в карты на деньги. Во-вторых, много раз хотел попросить у папы взаймы, но так этого и не сделал. Но зато я знал, что с самой тяжелой ношей смогу спокойно прийти домой.

Если в доме нормальные отношения, то ребенок сам понимает, что опасно, а что нет. У нас для всех маленьких детей было правило: хочешь взять нож или ножницы — обязательно сядь на пол. Почему? Потому что так гораздо меньше вероятность пораниться.

Важно знать, что от тебя не откажутся. Двоечник приходит домой, и слышит от мамы: «Ты у меня самый лучший, самый умный». Ребенок начинает говорить: «Мам, у меня сплошные двойки». Но мама продолжает: «Ты у меня самый умный, самый лучший». И ребенок понимает, что мама немножко не от мира сего, что ее надо от этого мира защищать. Понимаете, важнее, чтобы дома было тепло, а мама была «странной святой», а не деспотом.

Лозунгом газеты «Первое сентября» были слова: «Вы блестящий учитель, у вас прекрасные ученики». В те годы привычными словами были «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». И все кричали, что сотрудники газеты сошли с ума. Но отец говорил, что нет смысла даже начинать разговор, если ученики для тебя не прекрасные, а учителя — не блестящие.

Если вы хотите проверить способности ребенка, помните: каждая проверка должна укреплять его, а не разрушать.

В начале 90-х у нас в стране только появилось предпринимательство, и я спросил у своих американских друзей: «Какую работу выбрать, чтобы всегда можно было обеспечить свою семью?». Они мне ответили: «Выбирай профессию, которая связана с людьми. Такие никогда не исчезнут».

Не стоит направлять ребенка в «русло профессии». Дом должен быть богат разговорами и друзьями, которым интересно то, чем они занимаются. Таксист дядя Вова может рассказать про свою работу так, что ребенок в пять лет скажет «Я тоже хочу возить людей на машине». А дальше просто не мешайте своему ребенку. Просто наблюдайте, и у вас отпадет челюсть от удивления, сколько возможностей дети могут создать для себя сами.

Отец говорил: «Если учитель не умеет управлять детьми, он пропал. Но если учитель умеет только управлять — пропали дети».

Педагогика и воспитание — то, что мы делаем в зазоре между свободой и принуждением.

Учитель может сказать «Я умею поддерживать дисциплину». Но я никогда не слышал от преподавателей «я умею поддерживать свободу». А это — высший пилотаж педагога.

Образованность, интеллигентность и культура заключаются в том, что человеку интересно все, что он делает.

Наш драйв и желание чем-то заниматься — это серьезная наука, загадка и радость. Только ради этого нужно дать ребенку свободу, чтобы он почувствовал свои интересы и проявил их. Иначе мы теряем вкус к жизни.

В беге есть такое правило: если сил не хватает, начинай только выдыхать, а вдох случится сам.

Запомните это правило. В жизни нужно только выдыхать, только отдавать. Остальное придет само. И детство — лучшее время для усвоения этого навыка.

В 4-м классе мы с друзьями решили, что пора начать курить. Дома я увидел английские сигареты, подарок моему отцу. Украв из блока одну пачку, я принес сигареты в класс и был абсолютным героем. Но через некоторое время понадобилось принести еще. Так я и вытаскивал по одной пачке, заклеивал блок и понимал: как только все обнаружится, мне конец.

Однажды утром отец вышел к завтраку серьезный и очень плохо выглядящий. «Что случилось?» – спросила мама. «Мне кажется, я умираю, – сказал папа. – Я не заметил, как выкурил несколько пачек сигарет за ночь». Мама сказала, что нужно скорее бежать на воздух, и мы все вместе помчались на улицу. Отец «продышался», и все прошло. Никто мне не поставил в вину, что я вор или что я курю. Просто я сам с тех пор больше никогда в жизни не взял чужого и не выкурил ни одной сигареты.

Приєднуйтесь до нашої сторінки і групи у Фейсбуці, спільнот у Viber та Telegram