Одна из основательниц проекта "БеркоШко" Валентина Мержиевская рассказала Фокусу, почему альтернативное образование не блажь родителей, кому подходят домашние школы и чем они отличаются от обычных учебных заведений
Пять лет назад три семьи решили сделать домашнюю школу для своих детей-первоклашек. Идея появилась весной, а к осени уже построили небольшой двухэтажный дом, где и начали проводить занятия. Думали: "Попробуем. Если не получится, дети пойдут в обычную школу, просто на год позже". Так родители стали ещё и учителями. Сейчас в "БеркоШко" учатся девять человек в шестом классе и одиннадцать — в первом.
В БеркоШко нет оценок, традиционной пятидневки, а урок может называться, например, "Теревені". Об особенностях альтернативного образования Фокусу рассказала одна из основательниц проекта Валентина Мержиевская.
— Я ориентировалась на свой школьный опыт. Первые девять лет училась в обычной школе на Троещине, была отличницей. А после девятого класса поступила в Дарницкий технический лицей. Вот тогда-то я и поняла, что ничего не знаю — не знаю физику, химию, английский, ничего. За первые два месяца в лицее мы догнали школьную программу и начали двигаться дальше. Но возник вопрос, который потом ещё долго меня мучил: "А какой был смысл в девяти предыдущих годах?" Мне кажется, БеркоШко существует только благодаря позитивному опыту лицея. Я увидела, что школа может быть другой.
— Хаотичным. Никто из родителей не имел педагогического опыта, мы не слишком ориентировались на школьную программу. Понимали только, что дети должны научиться читать, писать, считать. Просто начали с ними заниматься. Расписания не было, ведь преподавали только родители. Выглядело это так: мы встречались за столом, пили чай и обсуждали, кто чем будет заниматься с детьми.
У нас не было чёткой программы, но была своя внутренняя логика и ориентир на потоковое обучение. К тому же мы изначально разделили между собой сферы. У меня инженерное образование, Катя Окремова — искусствовед, Олеся Мамчич — лингвист. Понятно, что украинский язык преподавала Олеся, я — естественные науки, присоединился Саша Петров, математик, и взял на себя этот предмет. Миша Химич — кстати, именно ему принадлежала идея сделать школу, — художник. Но он сказал, что ему было бы интересно вести уроки общения. На занятиях он рассказывал детям о способах передачи информации — от пиктографического письма до семафорной азбуки. Каждый из родителей делал то, что ему хотелось. Я, например, сразу же начала проводить на уроках опыты, потому что мне этого не хватало в школе.
— У каждого она была своя. Я хорошо помню Катину фразу: "Для меня главное, чтобы ребёнок был счастлив". Олеся хотела дать своему ребёнку самое лучшее образование. А мне хотелось не убить интерес к обучению. Если ребёнок задаёт кучу вопросов, нужно, чтобы он продолжал их задавать.
— В процессе занятий всё постепенно утряслось, и мы пришли к той формуле, которая нас устроила. Сначала ведь мы думали, что будем учиться без парт, без звонков, но в какой-то момент поняли, что в этом есть смысл. К тому же смогли найти своё место в государственной системе образования. Наши дети находятся на экстернатном обучении (ребёнок учится самостоятельно, а аттестацию проходит в государственной или частной школе, которая обеспечивает контроль знаний и юридический статус — аттестат государственного образца. — Фокус). А это постоянный компромисс между необходимостью сдавать контрольные работы по школьной программе и полной свободой обучения. Но экстернат нужен, чтобы дети нормально вписались в социум.
Сейчас у нас есть расписание. Я понимаю, что детям оно в принципе не очень нужно и заниматься лучше потоком — делать, пока идёт, так эффективнее. Но поскольку у нас появились учителя, которые приезжают на отдельные уроки, пришлось расписание ввести. Мы сошлись на таком компромиссе. Шестой класс занимается с 8.30 утра и до 6 вечера с перерывом в обед, который длится полтора часа. Первоклашки занимаются с 9.30 утра до 4 вечера, тоже с большим перерывом. И так три дня в неделю мы учимся, делаем совместные проекты. Ещё четыре дня — время на индивидуальную работу. Когда говорят "а давайте без домашних заданий", это только чтобы разгрузить родителей. Детям необходима самостоятельная работа. А ещё нужно время на кружки и главное — на побездельничать. Ведь креатив возникает только в те моменты, когда детей никто не трогает и ничем не нагружает.
В самом начале мы слабо отслеживали, делают ли дети домашние задания и как усвоили материал. Но позже поняли, что без этого нельзя. Сейчас мы контролируем ситуацию. У меня, например, по математике есть табличка с домашними заданиями. В ней зелёным отмечены те, с которыми ученики разобрались и могут объяснить, как их сделали, жёлтым — пытались, но запутались, красным — даже не начинали делать или неправильно сделали. Все ребята видят эту табличку и знают, что после окончания каждой темы она должна быть зелёной. Если нет, даются дополнительные задания. И если не сделаешь их дома, придётся делать на большой перемене, а это так неприятно, ведь на большой перемене можно лазить по деревьям.
— Мне кажется, что абсолютно либеральная педагогика неправильная. Взрослые нужны ребёнку для того, чтобы структурировать время и знания. Просто в традиционной школе этого слишком много. В чём-то можно было бы и ослабить контроль. У нас, например, нет оценок, и мотивация учиться сразу переходит в более глубокую искреннюю форму. К этому нужно привыкнуть.
Есть ещё один важный момент. В 6-8-х классах заинтересованность школьников в обучении самая низкая. И мне очень хотелось сделать среднюю школу более драйвовой. В этот период у детей начинают ярко проявляться их наклонности. Ведь младшие школьники легко делают то, что им скажешь. Говоришь, рисуем — рисуют, пишем — пишут. Им ещё всё интересно. И первое время они учатся просто на одном любопытстве. Я думаю, его хватает до 4-го класса. А дальше появляются приоритеты. Что-то ребёнку интересно, а что-то безразлично, но он должен делать и то и другое. Сложно ему объяснить, почему так.
— На каждый учебный предмет мы ищем увлечённого человека. У нас никто не преподаёт то, что ему не нравится. Заинтересоваться можно практически любой сферой, даже далёкой от тебя, если общаешься с человеком, который горит ею. У кого-то этого интереса хватит только на то, чтобы выучить тему и больше никогда в жизни к ней не вернуться. А у кого-то он запустит цепочку более глубоких вопросов.
Важна и подача материала. Игра или эмоциональное наполнение необходимы, но речь идёт не о клоунстве. Классно работает искренность. Если ты рассказываешь, как у тебя появился интерес к теме, дети открываются. Не обязательно делать "айнене", но удивить, обратить внимание нужно. Мы, например, заметили, что для младших классов важны телесные переживания. Поэтому всё, что можно, мы изучали через движение. Когда я им рассказывала про твёрдое тело, они стояли плечом к плечу, когда изображали газ, то просто бегали. Модель, как молекулы ведут себя в трёх состояниях вещества, они хорошо помнят с первого класса, просто потому что они прожили её. Когда мы изучали фотосинтез, дети пошли в лес, собрали цветные листья, сварили их, выварили пигменты. У них до сих пор остались баночки с красками. И вероятность того, что они это запомнят лучше, чем просто прочитанный текст, гораздо выше.
Учитель не должен рассказывать то, что ему неинтересно, но и ученик не должен слушать то, что ему неинтересно. А слушать сухое изложение фактов может только человек с высокой мотивацией и пониманием, зачем ему это нужно. Такая мотивация появляется в лучшем случае в старшей школе. У детей её ещё нет.
— У нас изначально есть скелет, на который мы нанизываем уроки. Это школьная программа, и она для нас базовая. Конечно, она не идеальная — в ней есть провальные предметы или отдельные провальные темы, но от чего-то отталкиваться нужно. Куратор направления (предмета) изучает программу, смотрит, какие темы предстоит пройти. Но он сам выбирает, на каких задачах и примерах объяснить их. Здесь у учителя полная свобода действий. Например, Олеся Мамчич на уроках украинского языка не использует ни один текст из учебника, говорит, что они все мертворождённые — отшлифованные, вычищенные. Мы прислушиваемся к самим детям. Если у них есть вопросы, нужно давать им ответы. Поэтому, например, у нас анатомия и физика с первого класса.
Как правило, дети делают большой проект на полгода-год. Например, в прошлом году это была литературная премия "Волохатий олівець", которую вручали наши ученики. Издательства присылали нам книги украинских авторов, а дети писали рецензии. Для этого встречались с профессиональным критиком, который учил их составлять рецензии.
— Мне кажется, что у нас вся школа построена на принуждении. Даже хорошему учителю, любящему свой предмет, приходится делать много вещей, только потому что он должен. Я уверена, что не каждый учитель хочет учить 30 учеников. Он с удовольствием работал бы с двумя-тремя детьми, которым интересно.
Я по нашим девяти ученикам вижу, что одно направление интересно вот этой группе детей, а второе — другой, в чём-то они пересекаются. Поэтому даже ввела математику двух уровней — базовую и углублённую. И так с каждым предметом. Традиционная школа не может позволить себе такой внимательности к каждому ребёнку. Даже девяти сложно уделять столько внимания, а тридцати просто невозможно. Но учитель должен довести до ВНО все тридцать учеников, хотя, скорее всего, не хочет. Мне кажется, что такая большая система в принципе не может быть гармоничной, именно потому что в ней много принуждения.
— Наоборот, она должна существовать. Но нужно понимать, что задача традиционной массовой школы — не качественное образование для всех. Её задача — базовое образование, самый элементарный минимум. И когда отдаёшь ребёнка в обычную школу, то он получит там минимум. Ничего углублённого, увлекательного. Кстати, все это понимают, просто прямо об этом не говорят, зато водят детей на кружки, нанимают репетиторов.
— Школа должна научить прислушиваться к себе, определять, чего человек хочет и что для этого нужно. У нас же большинство выпускников поступают наобум. А сколько людей работают там, где им не нравится. Мы хотим привить детям активную позицию по отношению к себе. Сейчас всему можно научиться, если ты понимаешь, чему и для чего. Хотелось бы, чтобы эта осознанность появилась у них до конца школы. Ну или они не должны останавливаться в поиске. Больше всего я боюсь людей, которые остановились. Их сразу видно. Такой человек быстро стареет.
Поэтому в нашей школе работают только те учителя, которые кайфуют от своего дела. Дети не должны видеть безрадостных людей, жалующихся на жизнь. Ведь именно такое мировоззрение закладывают с первых классов в обычных школах. И то, что у нас дети окружены людьми, не ноющими, взявшими дело в свои руки, уже позитивный момент.
Нас часто спрашивают, как мы отслеживаем результат, если не ставим оценки. Вот, например, самостоятельность — это классный показатель. В этом году проходит эксперимент: старшие дети дежурят на кухне, готовят обед. Чем больше они будут сами себя обслуживать, тем более успешной я буду считать нашу школу. Мы много внимания уделяем творчеству, чтобы у детей появилась свобода высказывать свои мысли. У нас же нет "как нужно". Никто не даёт образец.
— Если моего сына спросить, для кого школа, он скажет: "Для нас, мы же здесь учимся" А если меня, я скажу, что делаю её для себя. Я бы никогда не стала её делать только ради детей, потому что это было бы насилием над собой. Учитель важен, ребёнок важен. Самое ценное — равноправное взаимодействие между всеми. У нас не только дети развиваются, у нас и взрослые растут. Секрет в том, чтобы человеку нравилось то, что он делает. Так к нам присоединилась, например, учительница физики, которая преподаёт в государственном лицее. Ей там тесно: "Я должна готовить детей только к экзамену, а опыты мы с ними не проводим. Можно я буду у вас опыты проводить?" Конечно можно!
— У нас не такая огромная статистика, чтобы делать выводы. Но отличия всё же есть. Первые 4–6 месяцев после обычной школы мы называем словом "отогревание". Сначала бывает, что ребёнок на занятиях смотрит в окно. Привычка не вникать в то, что происходит в классе, а искать интерес в чём-то другом, формируется буквально за пару лет школы. Но у нас никто не говорит: "Развернись и смотри" На уроке происходят интересные вещи, и они привлекают внимание. Отчасти проблема в том, что традиционная школа вкладывает детям в голову исключительно термины, и ученики не видят, что за ними стоит, остаются одни заученные названия. Нужно время, чтобы вернуть связь между словом и наполнением. А с этим возвращается и интерес.
Ещё я заметила разницу в способности высказывать своё мнение, да и вообще в смелости его высказывать. Понятно, что в этом важен темперамент ребёнка. Кого-то не остановить, а кого-то, наоборот, нужно спросить. Но даже если спросить нашего тихого ребёнка, он не будет мяться, ответит.
— Очень часто детям нравится в альтернативных школах, потому что здесь больше свободы и человечности, но родители не выдерживают, устают. Ведь есть дети более способные к самостоятельной работе. С таким ребёнком легче наладить школьно-домашнее обучение. В таком случае родителям нужно лишь помочь ему организовать пространство и время. А есть дети, у которых не хватает этого навыка. И тогда домашнее обучение выдерживают только те родители, которые готовы сопровождать ребёнка столько, сколько потребуется — сидеть с ним, делать уроки. В этом случае всё зависит от силы воли родителей. Дети, за которыми нужно ходить, уговаривать, обычно не выдерживают домашнего образования. Если родители не готовы над этим работать, лучше идти в систему, где больше контроля, — в традиционную школу.
— Это хорошо обобщила Анна Остапенко из школы "Соняшник". Одарённые дети, которых жалко отдавать в систему. Гиперактивные, которые не могут усидеть на месте и которых прессуют за это в школе. Или, наоборот, медленные, но не потому что глупые, а потому что им нужно больше времени на восприятие информации. Или агрессивные. Дети с инвалидностью. Ясно, что это очень усложняет процесс обучения. Именно поэтому в альтернативных школах обычно маленькие группы. И учителям требуется больше усилий, чтобы всё объединить и уравновесить.
— Мы пытаемся не создавать образ инаковости. Там школа, здесь школа. Там занятия, здесь занятия. Я не хочу, чтобы наши дети чувствовали себя ни белыми воронами, ни лучшими, ни худшими, ни тем более странными. Просто бывают варианты: сельская школа отличается от городской, частная от государственной, и домашняя школа — это всего лишь ещё одна форма более общего явления.
Что касается мира, который их ждёт потом. Вспомнился эксперимент, который проводили с детьми. Мы высаживали горох в коробку для яиц, и росточек, пробиваясь через преграды внутри коробки, выбирался к свету. Потом весной высадили проросший горошек в землю, а рядом воткнули непроросшее зерно. Оба горошка летом дали плоды. Тот, который рос сразу из земли, стал большим, со стручками по 7–8 горошинок. У второго, из коробочки долго пробивавшегося к свету, стручки были поменьше — по три горошинки, хотя само растение получилось высоким. Мне кажется, наша школа позволяет расти детям не в коробочке, а сразу в более естественных условиях.
Возможно, у них не будет навыков выживания, которые дети приобретают, находясь в большой группе однолеток. В маленькой школе ведь нет изгоев, она учит договариваться. Зато у них будет более стабильная психика. И во взрослой жизни они, уверена, смогут о себе позаботиться.
Я вообще не думаю, что школа это исключительно про знание. Нет ничего, что можно пропустить в детстве и не наверстать при необходимости во взрослом возрасте, кроме психологического развития и устойчивости.
— Мы от конкуренции отказываемся намеренно, поэтому у нас и нет оценивания. Но мы не лишаем детей тех моментов, когда они могут воспитать в себе определённые качества. Это происходит в основном в рамках физических соревнований. Мы учим их вступать в борьбу, искать противника, достойного себя, проигрывать и воспринимать свой проигрыш как важный опыт. В обычной же школе от проигрыша ребёнок чаще получает моральную травму.
— Они все очень разные. Ведь родителям, которые создают такие школы, нужно договариваться по огромному количеству вопросов. Например, методы преподавания. Кто-то готов учиться по школьным учебникам, но в более интересной форме, а кто-то экспериментирует полностью. Или возьмём вопросы оценивания. Кто-то хочет заниматься, чтобы хорошо сдавать экстернаты, а кто-то на это не обращает внимания. И часто такие проекты закрываются именно по той причине, что родители не могут договориться. Иногда по мелочам. Например, из-за питания. Мы хотим, чтобы у нас было органическое питание. И если его нет, то человек может уйти из проекта. Патриотическое воспитание и религия – тоже камень преткновения.
Чтобы организовать такую школу, люди должны смотреть в одну сторону. Часто это сложно. Как правило, человек может смириться с каким-то недостатком традиционной школы, но не готов мириться с несовпадением взглядов по альтернативной школе. Если уж альтернативная школа, то она должна быть такой, как я хочу. Кстати, я заметила, что родители, которые вкладывают в школу, хоть что-то для неё делают, хотя бы одно занятие проводят, значительно меньше критикуют.
— Есть небольшая группа тех, кто школу организовал, у нас есть видение, какой она должна быть. Кто хочет, может к нам присоединиться. Первые годы мы держались за людей, потому что уход ребёнка из школы всем усложнял жизнь финансово. Поэтому мы подстраивались под запросы людей. Но потом поняли, что тем самым ставим под угрозу проект. Школа в первую очередь должна нравиться нам — тем, кто в неё больше всего вкладывает. Решающее слово за тем, кто воплощает идею в жизнь.
— У разных проектов они разные. Иногда люди делают школу в противовес традиционной. Добавляют игровое обучение, творчество, расслабляют детей, и на этом фоне теряется академическое образование.
Часто родители — организаторы проектов не умеют договариваться. Постоянно быть единомышленниками во всём невозможно, поэтому так важен навык ведения переговоров, ненасильственного общения, а его нет. В результате люди хлопают дверью, проекты разваливаются.
Читайте также: Традиционная школа учит молчать, обманывать и ненавидеть, — Алексей ГрековРано или поздно мы столкнёмся с той же проблемой, что и традиционные школы. Чем больше альтернативных проектов будет появляться, тем большая потребность в хороших учителях возникнет. Запас преподавателей, специалистов в своей сфере, не бесконечен.
А ещё есть финансовые вопросы, дефицит помещений. Или, например, такой нюанс. Мы можем давать детям современные знания, но вынуждены учить их и тому, что устарело, поскольку привязаны к сдаче экстерната. А в контрольной работе по истории, например, есть вопрос про питекантропов, хотя этот термин уже неактуален. Школьная биология ужасно устаревшая. Но нам приходится сидеть на двух стульях, и это очень выматывает.
Читайте также: Без шаблонов. Можно ли воспитать ребёнка без книг по воспитанию— Моды нет, потому что результатов ещё нет, а рисков много. С одной стороны, уровень неудовлетворённости образованием стал критическим. С другой стороны, родители увидели, что можно иначе. Когда мы начинали, нам было очень сложно решиться, поскольку таких же примеров вокруг себя мы не видели. Вокруг альтернативного образования сейчас много мифов: что это очень дорого или требует много времени, или что оно не системно и иногда даже выглядит как блажь сумасшедших родителей, которым нечем заняться. Но на самом деле это экспериментальная площадка, в том числе показывающая недостатки традиционной системы. Мы с ней не конкурируем, создаём разнообразие. Когда родители могут выбирать, это хорошо. Тогда легче найти то, что больше всего подходит каждому конкретному ребёнку.
Фото: Дмитрий Липавский